Читать книгу "Остров АзерАиды [Азер и Аида. Сотвори себе остров| - Гюльшан Лятифхан"

черной каракульчи и слыл замечательным всадником и метким стрелком из ружья. Сгорая от нетерпения, влюблѐнный юноша обратился к одному из местных парней:

- Кто эта девушка?

- Даже и не мечтай о ней, - усмехнулся бабушкин односельчанин. – Отец еѐ - владелец мельницы и у неѐ шесть братьев! Они никогда не отдадут дочь за приезжего!

- Неужели они откажут даже мне, сыну сеида Хаджи Алескера? - вскипел гордый дедушка.

- Мой тебе совет: держись от неѐ подальше...

- Ну, это мы ещѐ посмотрим, сураханец!

Улучив момент, когда бабушка вышла со стайкой девушек за пределы женского шатра, дедушка Ибрагим подскочил к ней с неожиданным вопросом:

- Принадлежит ли сердце красавицы какому-нибудь горному орлу?

Бабушка смело ответила ему:

- Сердце моѐ ещѐ не удалось завоевать ни орлу, ни соколу!

Не успела бабушка договорить, как дедушка одним движением, схватив еѐ в охапку, перекинул на седло своего коня и был таков.

Он укрыл невесту в доме своей тѐти в селении Шувелян, и велел родне немедленно готовиться к свадьбе. К этому времени братья бабушки, узнав о похищении сестры, собрали отряд стрелков и пустились в погоню за беглецами, но у самого въезда в Шувелян их уже встречали почтенные агсаккалы*4, посланники дедушки Ибрагима, которые пригласили их на свадьбу сеида Ибрагима и Ругии-ханым...

Бабушка Ругия любила вспоминать, что, несмотря на столь экзальтированное завязывание родственных отношений, дедушку Ибрагима полюбили в еѐ семье до такой степени, что еѐ покойный отец Мансур-киши на вопрос, сколько у него сыновей, отвечал: семеро, во главе с Ибрагимом...

А к тому времени, когда появились мы, Ругия-нэнэ превратилась из изящной красавицы в довольно полную старую женщину, и что было удивительным, необыкновенно энергичную, при еѐ полноте. Глаза еѐ, окаймлѐнные длинными ресницами, потускнели, руки и лицо покрылись тонкой сеточкой морщин, а седые волосы, окрашенные хной, были коротко острижены, потому что у неѐ не было времени ухаживать за ними. Она, так же, как и дедушка, была трудоголиком по натуре, и всѐ своѐ свободное время с любовью посвящала нам – многочисленным домочадцам.

Бабушка родила трѐх сыновей и дочь, но Аллаху было угодно забрать их среднего сына, когда он был совсем ещѐ крошкой. Они безмерно любили своих детей, которых дедушка нарѐк именами дочери и внуков пророка Мухаммеда: старшего сына – Гасаном, дочь – Фатимой, умершего сына звали Гусейном, и только моего отца назвали «обычным» светским именем – Мурад. Почему он стал исключением, не одарѐнным именем Пророков и святых? Почему его не назвали, например, Али? Не мог ведь дедушка предугадать дальнейшую судьбу своего сына? Кто знает...

Дедушка Ибрагим всегда говорил: тот прожил зря, кто не построил дома, не посадил дерева и не воспитал хорошего сына. Что касается дома, то просторную квартиру в Крепости, которую дедушка унаследовал от родителей, будучи младшим сыном семьи, он не считал своим домом. Домом для него была дача в Абшеронском посѐлке Сараи, которую дедушка Ибрагим благоустраивал всю свою жизнь, вложив в это дело жизни всю любовь своей большой и честной души...

Купив в своѐ время большой участок земли на берегу Каспия, дедушка Ибрагим превратил этот голый участок земли в плодоносящий сад, в котором росли инжир и виноград, белый и красный тутовник, яблоки и груши, гранаты, персики, абрикосы, вишня и черешня, цвели розы, нарциссы, гвоздики и сирень. Так что, можно смело утверждать, что и дом он построил, и дерево посадил: ещѐ бы, такой сад разбил! А вот, что касается сына, то думаю, ни для кого не секрет, что достойным своим наследником дедушка считал лишь старшего сына – моего дядю Гасана, отца Азера - высокого представительного мужчину с гордым взглядом властного лица, на котором выделялся тяжѐлый волевой подбородок. Дядя Гасан женился в полном согласии с устоявшимися порядками и обычаями на матери Азера - чистокровной и добропорядочной азербайджанке из хорошей и знатной семьи - тѐте Назлы.

Отец же мой, при том, что он сделал довольно успевшую карьеру, не мог считаться достойным сыном, так как он ослушался родителей, вступив в добрачную связь с армянкой, а что касается единственной дочери дедушки – моей тѐти Фатимы, которая сбежала из отчего дома с бедным музыкантом перед официальной помолвкой с другим, так та вообще опозорила дедушку и весь род...

Рассказывают, что дедушка выгнал из дома гонца, пришедшего на переговоры о перемирии, и разорвал приглашение на свадьбу.

- Чтобы я, коренной бакинец, породнился с сальянцами?! Бессовестная, перевернула мою папаху наизнанку! Я же дал слово сватам! Как после случившегося я покажусь в народе?! У меня нет такой дочери, и я никогда не прощу еѐ! – метал молнии дедушка, незадолго до бегства тѐти благословивший строптивую дочь на брак с нелюбимым ею серьѐзным и рассудительным Фикретом, старшим сыном своего кузена Агакерима, обладателя доходных овощных парников в посѐлке Шувелян.

Бедная тѐтя Фатима, учительница музыки, полюбившая молодого сальянца Юнуса, беззаботного щеголеватого весельчака с воронѐно-чѐрными завитыми усами, играющего на свадьбах на нагаре, была изгоем в отцовском доме долгие годы. И лишь, когда у неѐ родилась дочь, которую она назвала Хадиджой, в честь любимой жены пророка Мухаммеда, сердце дедушки дрогнуло и... он сдался, согласившись, наконец, принять в своѐм доме непокорную дочь с еѐ семьѐй.

Когда тѐтя Фатима впервые появилась в отцовском доме после своего «своевольного» замужества, она встретила довольно прохладный приѐм со стороны своего старшего брата, моего дяди Гасана, никак не желавшего прощать сестру, навлекшую позор на семью. И тогда мудрый дедушка ввел свои «коррективы»:

- В этом доме последнее слово остаѐтся за мной! Если я, отец, простил и принял свою дочь, то тебе и подавно полагается быть великодушным, - хмуро отрезал дедушка Ибрагим. - Мы хотели для неѐ лучшей доли, но раз уж она решила быть несчастной, нам остаѐтся только по мере сил облегчать ей жизнь... И ты, как старший брат, обязан быть рядом с ней, а не против неѐ. Не хватало ещѐ, чтобы какой-то проходимец относился к моей дочери, как к безродной или беспризорной!

Только после этих слов дедушки Ибрагима, дядя Гасан, расчувствовавшись, прижал к груди свою ослушавшуюся сестру...

Это она, моя любимая тѐтушка Фатима, высокая красавица с горделивой осанкой, обладательница алебастровой кожи, пышных вьющихся каштановых волос с медным отливом, тонких изогнутых бровей и лучистых ореховых глаз, рассказывала мне, совсем, как взрослой, про семейные истории и тайны. Она поведала